В пятницу, 22 марта, совет директоров Центробанка огласил вердикт по ключевой ставке: оставить без изменений! Еще как минимум месяц она будет оставаться на уровне 16% годовых.
Центробанк держит ставку высокой, чтобы снизить инфляцию в России. А еще, чтобы удержать рубль от падения. Так как же нам побороть рост цен? Можно ли сделать курс рубля фиксированным? И почему своим ощущениям при взгляде на ценники не всегда стоит доверять? На все наболевшие вопросы в эксклюзивном интервью «Комсомольской правде» ответил зампред Центробанка Алексей Заботкин, курирующий в ЦБ денежно-кредитную политику. — Главная цель ЦБ — снизить инфляцию. Но почему цены так растут?
— Начнем, что называется, от печки. Рыночные цены конкретных товаров формируются под влиянием спроса и предложения. При этом резкие скачки цен, как правило, случаются в результате временных изменений объемов производства или, говоря языком экономистов, предложения товаров. Именно такие резкие скачки цен на отдельные товары больше всего привлекают внимание. Например, как это произошло в прошлом году с яйцами и куриным мясом. Такое запоминается сильнее всего и надолго. — Еще бы! Рост на десятки процентов…
— Все верно, но изменение цен отдельных товаров — это не инфляция. Инфляция — это общий рост цен. Он затрагивает все товары и услуги из потребительской корзины. И то, что покупаете каждый день или каждую неделю — продукты, бытовую химию, лекарства. И то, что каждый человек покупает нечасто — мебель, автомобиль.
При этом именно общий рост цен создает угрозу для покупательной способности доходов и сбережений. Их в этом случае «съедает» инфляция. — А какой фактор инфляции самый главный?
— Потребительский спрос. А точнее то, как он соотносится с объемом предложения.
Продавец ведь не просто так вывешивает тот или иной ценник. Он смотрит за поведением покупателей. Если видит, что по текущей цене клиенты забирают весь товар и готовы купить даже больше, значит спрос высокий — и цены можно поднять. Без потерь для объема продаж.
То есть, если спрос на товары растет быстрее, чем объемы производства и импорта, то эта разница должна куда-то уйти. Она уходит в свисток — то есть, в инфляцию.
— Ваш главный инструмент — ключевая ставка. О ней сейчас много говорят. Но как именно она снижает рост цен? — Она влияет на спрос. И здесь важно понять, от чего этот спрос зависит. Во-первых, от роста доходов. Чем больше у вас денег, тем больше вы тратите.
Во-вторых, от настроений потребителей — какую часть доходов они готовы потратить сейчас, а какую хотят сберечь на будущее. И в-третьих, насколько люди готовы покупать что-то в кредит.
При высоких ставках по депозитам (выше ожидаемой инфляции) люди стараются меньше тратить и больше сберегать. Потому что надеются увеличить покупательную способность своих сбережений в будущем. А высокие ставки по кредитам отпугивают потенциальных заемщиков. В итоге спрос в экономике растет не так быстро, баланс с предложением постепенно восстанавливается. И это замедляет инфляцию. Но это не происходит мгновенно. Наши решения по ключевой ставке влияют на экономику и инфляцию постепенно или, как говорят экономисты, с лагами.
— Противники высоких ставок приводят другой аргумент. Мол, большие проценты увеличивают издержки компаний и еще больше разгоняют инфляцию…
— Точно нет. Для подавляющего числа компаний влияние кредитных ставок, вклад процентных расходов в общую структуру издержек существенно меньше, чем траты на сырье, материалы, оборудование и трудовые ресурсы. Это верно и для крупного, и для среднего, и для малого бизнеса. Когда в экономике слишком высокий спрос, то между компаниями обостряется конкуренция за ресурсы. И тогда возникает порочный круг, когда быстро растут зарплаты и цены на сырье, материалы, оборудование. А продавцы непрерывно перекладывают дополнительные издержки в цены конечной продукции, поскольку высокий спрос позволяет это сделать. И это основной механизм «инфляционной спирали». Повышая ставку, мы разрываем этот порочный круг, сдерживая конечный спрос. Тогда продавцы уже не смогут постоянно повышать цены, перекладывая свои издержки на потребителя. Да, это может несколько снизить прибыльность бизнеса. Но это происходит в любой стране, когда инфляция замедляется. — ЦБ часто обвиняют в торможении российской экономики…
— Жесткая денежно-кредитная политика (то есть высокая ключевая ставка, — Ред.) не тормозит экономику, а ограничивает избыточный рост спроса. То есть, такого спроса, который превышает возможности предложения — производства или импорта. Потому что в конечном счете такой дисбаланс не повысит реальное потребление товаров и услуг. Люди не смогут купить больше одежды или продуктов питания. Просто все станет дороже. Рост цен обесценит и доходы, и сбережения.
— А почему ключевая ставка больше влияет на спрос, а не на предложение? Обычно больше всех на высокие ставки жалуются крупные предприниматели.
— Потому что ключевая ставка в большей степени влияет на ставки по коротким депозитам и кредитам. А предложение, рост производственных возможностей экономики в большей степени зависит от долгосрочных ставок. Инвестпроекты обычно длинные. Предприятию важнее не какая ставка сегодня, а какой она будет в течение длительного времени пока оно расплачивается по инвестиционному кредиту. Умеренный уровень ставок на длинном горизонте возможен только при стабильно низкой инфляции. Она же помогает лучше прогнозировать экономическую эффективность инвестиционных решений. — Как в ЦБ принимают решение о том, какую именно ключевую ставку поставить?
— В экономике все взаимосвязано. А инфляция — результат действия всех факторов, влияющих на экономику. Поэтому, принимая решение о ключевой ставке, мы комплексно смотрим на экономику. И на то, что происходит со спросом и предложением, и на внешние условия (экспортные возможности нашей экономики, доступность импорта, цены на мировых товарных рынках, процентные ставки в других экономиках), и на ставки и рост кредитования, и на бюджетную политику. Ну и конечно, на саму инфляцию и инфляционные ожидания.
Ведь в конечном счете на решения людей и бизнеса о том, сберегать деньги или тратить, брать кредит или подождать, влияет именно то, какую инфляцию они ожидают в будущем. И как она соотносится со ставками в банках, доходностями облигаций. На основе фактических данных и различных сценариев мы рассматриваем прогнозные расчеты на базе различных моделей. В каждом сценарии можно найти такую траекторию ключевой ставки, которая позволит вернуть инфляцию к нашей долгосрочной цели — 4% годовых. По итогам обсуждения совет директоров выбирает наиболее вероятный сценарий, формулирует базовый прогноз и определяет уровень ключевой ставки.
— Когда получится вернуть инфляцию к 4% (это одна из главных целей ЦБ)? Многие к этой цифре относятся с сомнением… — По нашим расчетам, мы приблизимся к этой цифре уже к концу этого года. — Неужели?
— В 2015 году тоже мало кто верил, что у нас получится достичь инфляции в 4%. Потому что до этого почти 25 лет инфляция была либо высокой, либо очень высокой. И никто не мог представить, что может быть иначе. Но инфляция вышла на 4% уже к середине 2017 года. И следующие несколько лет годовой рост цен колебался в диапазоне от 2,2 до 5,3% годовых. Это был период ценовой стабильности, который в том числе отразился на инфляционных ожиданиях людей и бизнеса. Точно так же, как денежно-кредитная политика снизила инфляцию в 2015-17 годах, она способна это сделать и сейчас.
— Правда, тут закономерный вопрос. Что считать инфляцией? Есть официальный рост цен — от Росстата. А есть реальный рост цен — по нашим ощущениям в магазинах, в которые мы ходим.
— Сразу скажу. Инфляция бывает только реальная. Та, которая фактически складывается в результате изменения миллионов и миллионов цен на десятки и сотни тысяч отдельных товаров и услуг по всей нашей большой стране. Да, ощущаемая людьми инфляция систематически выше официально рассчитываемой Росстатом. В январе наблюдаемая гражданами инфляция была 16,3% (по данным опросов), а официальная годовая была 7,4%. — С чем это связано?
— С несколькими причинами.
Во-первых, хотя социологи и задают респондентам вопрос про изменение цен за последние 12 месяцев, многие интуитивно сравнивают цены с их уровнем до того большого скачка, который произошел весной 2022 года. А тогда инфляция разово подскочила на 10%. И это практически в точности та разница, которая сейчас есть между официальной и опросной наблюдаемой инфляцией.
Во-вторых, как я уже говорил, мы гораздо дольше помним эпизоды резкого роста цен на товары, чем периоды, когда цены на эти товары снижались. К примеру, никто сегодня не вспомнит, что и яйца, и курица дешевели и в 2022-м, и в 2019-м, и в 2017 годах. А за 10 лет прирост цен и на то, и на другое был лишь немного выше, чем общая инфляция. Даже после резкого роста прошлого года.
И уж точно для многих будет большой неожиданностью узнать, что цены на картофель за последние десять лет почти не изменились. Средний рост был меньше 1% в год. Но внутри этого среднего сидит не только взлет на 57% в 2020 году (его многие помнят), но и снижение на 32% в 2022-м и еще на 16% в 2023 году (а вот про это многие либо уже успели забыть, либо скоро забудут). Так что именно такое субъективное ощущение смещает наше восприятие инфляции вверх. В итоге нам кажется, что цены растут быстрее, чем нам об этом рассказывают.
Причем такие ощущения характерны не только для России. В других странах то же самое.
— Курс рубля. Давайте к нему перейдем. Он покатался за два года на американских и даже китайских горках. То вверх, то вниз, то снова вверх. Почему так произошло?
— Тут давайте тоже от печки пойдем. Плавающий курс национальной валюты — это механизм, который позволяет экономике быстрее подстраиваться к изменениям во внешних условиях — в экспорте, импорте, спросе россиян на иностранную валюту, а иностранных инвесторов — на российские активы. Чем более значительные пертурбации там происходят, тем сильнее меняется курс. Это как с кругами на воде — от большого валуна идут гораздо бОльшие волны, чем от маленького камешка.
В 2022 году валуны, которые были брошены в российскую экономику, были очень большими. Это отразилось на курсе. С одной стороны, резко выросли цены наших экспортных товаров. С другой, из-за санкций сократился импорт. В итоге рубль резко укрепился. И здесь плавающий курс сыграл ту самую роль, которую он и должен играть в рыночной экономике.
В 2022 году самым «узким» местом была доступность импорта. Укрепление курса помогло компенсировать возросшие логистические издержки, выросшие цены зарубежных поставщиков. Это уменьшило последствия для экономики. Снижение экономической активности было гораздо меньше и гораздо более кратковременным, чем все опасались. А инфляция, наоборот, выросла не так сильно. — Но радовались мы недолго. В 2023 году все развернулось…
— Да, в прошлом году ситуация была обратной. Экспорт сократился примерно на треть. Из-за снижения мировых цен и сокращения объемов по целому ряду позиций. А импорт не просто восстановился, но даже стал рекордным. Во-первых, потому что импортеры сумели наладить поставки. Во-вторых, потому что импорт — это часть потребительского спроса, который мы не можем удовлетворить за счет внутреннего производства. И мы эти товары покупаем у остального мира — по сути, в обмен на наш экспорт. В итоге долларов и другой валюты стало поступать меньше, а рублей, на которые хотят приобрести импорт и заплатить за него валютой, — больше. И курс нашей валюты ослабел. Повышение ключевой ставки сдерживает избыточный внутренний спрос, в том числе спрос на импорт. А значит, помогает стабилизировать курс. С ноября курсы валют изменяются в сравнительно небольших диапазонах.
— А зачем нам в принципе этот, простите, геморрой с бесконечным затыканием дыр на валютном рынке? Не проще ли было взять и установить фиксированный курс рубля. И всем было бы проще…
— Всем бы хотелось жить в мире, в котором мы все знаем наперед и нет никаких неожиданностей. Но это не то, как устроен мир, в котором мы живем.
Курс, который оптимален для экономики сегодня, может быть вреден для нее завтра, если обстоятельства изменились. Например, если бы курс в 2022 году был фиксированным, и мы не позволили ему укрепиться, то получили бы еще бОльший рост цен на импортные товары, более серьезные перебои с поставками. Экономике от этого было бы хуже, ее адаптация происходила бы медленнее.
Второй, не менее, а может быть даже более важный момент: фиксированный курс надо как-то поддерживать. Ведь если валюты поступает меньше, как в прошлом году, то на такую же величину должен снизиться и импорт. Но при фиксированном курсе этого не происходит. Откуда взять недостающую валюту? Либо увеличивать внешний долг, либо брать из резервов. С первым сейчас сложнее. А вторые заведомо ограничены. Тогда что происходит? Если мы удерживаем курс непрерывными валютными интервенциями (крупными продажами валюты за рубли, — Ред.), то все сразу понимают: надо успеть свои рубли поменять на валюту, пока резервы еще не закончились, так как потом валюта точно девальвируется. Все выстроятся в очередь за валютой. И в итоге резервы еще быстрее исчерпаются. То есть, держать фиксированный курс очень рискованно. А в условиях внешних ограничений — даже опрометчиво. Тут можно вспомнить и 1998-й, и 2008-й, и 2014-й годы в нашей стране. И совсем недавние примеры некоторых других стран (Турция, Аргентина. — Ред.), где еще сильнее разогнался маховик инфляции и девальвации, несмотря на попытки властей сдерживать его ослабление за счет резервов.
— Так может, раз мы способны все просчитать, тогда самим бы и подкручивать его на 50 рублей к доллару в тот момент, когда это выгодно…
— Подождите. Курс должен быть либо фиксированным, либо плавающим. Если у вас фиксированный курс, который переставляется от случая к случаю, то это на самом деле тот же плавающий курс, но более болезненный для всех. Потому что его изменения носят еще более непредсказуемый характер, чем плавная подстройка, происходящая каждый день на валютном рынке.
— В одном из выступлений вы сказали, что курс рубля — это скорее следствие инфляции, а не наоборот. Можете, пояснить эту мысль?
— Более точно эту мысль можно сформулировать так. Устойчивое поступательное ослабление обменного курса — это всегда одно из проявлений общего процесса снижения покупательной способности национальной валюты, то есть инфляции.
Нам кажется, что ослабление курса всегда предвосхищает инфляцию. Но нет. Просто курс наиболее чувствительная «лакмусовая бумажка» устойчивой инфляции. При этом, при прочих равных, если есть две страны, и инфляция в одной из них из года в год на 5 процентных пунктов выше, чем в другой, то валюта первой страны будет в среднем дешеветь на 5% в год по отношению ко второй. Но это будет заметно лишь на больших промежутках — 5 лет и более, потому что в течение одного года курсы даже очень стойчивых плавающих валют вполне могут колебаться на 10-15% по отношению друг к другу.
— Получается, что нет смысла хранить деньги в валюте? Сбережения в рублях же хотя бы приносят процентный доход…
— Очень правильное замечание. Есть широко распространенная неточность. Когда оценивают привлекательность сбережений в рублях против доллара или другой валюты, то забывают учитывать проценты. Если смотреть только на курс, то сейчас он 90 рублей за доллар, а до 2020 года он несколько лет колебался в районе 60-65 рублей. Но ваши сбережения в рублях, как правило, лежат не в наличном виде, а на счете в банке, или же инвестированы в ценные бумаги. Поэтому надо учитывать тот процентный доход, которые вы могли бы заработать за это время. И здесь сравнение гораздо более в пользу рубля, чем если просто смотреть на обменный курс в отдельности.
— Теперь о массовой льготной ипотеке (которую дают на новостройки под 8% годовых). ЦБ уже несколько лет выступает против нее, утверждая, что она должна быть адресной. Почему? И какие параметры были бы оптимальными?
— Параметры льготных программ кредитования — это часть бюджетной политики. Кому, на каких условиях и в каком объеме выделять финансовый ресурс на более выгодных условиях, чем для всех остальных, — это такое же решение, как и с кого, в каком объеме брать налоги или кому и в каком объеме давать субсидии. Но есть важный нюанс, который нужно понимать. Ключевая ставка на льготное кредитование повлиять не может. И если льготные программы занимают большой объем кредитования, нам приходится сильнее изменять ключевую ставку, чтобы оказать необходимое воздействие на спрос и инфляцию. По аналогии с физикой — льготные программы кредитования оставляют нам более короткий рычаг, которым мы влияем на экономику, значит, нам надо на него давить сильнее, чтобы добиться того же результата, чем с более длинным рычагом. В целом постоянно действующие льготные программы должны быть адресными и не должны быть определяющим фактором на рынке. Согласитесь, когда растет инфляция и инфляционные ожидания, а вам дают ипотеку по той же самой льготной ставке, что и раньше, то брать ее становится выгоднее.
— Лично я знаю нескольких людей, которые так деньги вложили — купили по две-три квартиры по льготной ипотеке, чтобы потом сдавать их. Значит, таких людей много.
— Это иллюстрация того, как бюджетные средства, идущие на широкую льготную программу постоянного действия, не столько повышают доступность жилья для тех, кому нужна государственная поддержка, сколько способствуют избыточному спросу, в результате которого резко растут цены на недвижимость.
Да, такая программа была необходима как антикризисный инструмент во время пандемии. Но когда на протяжении нескольких лет льготной ипотекой могут пользоваться абсолютно все, эффект от более низких процентных ставок полностью перекрывается увеличением основной суммы долга. В итоге доступность жилья, измеряемая как соотношение его средней стоимости к средним доходам, не повысилась. Так что нам кажется абсолютно правильным не продлевать действие широкой льготной программы, а оставить лишь адресные (семейную, для айтишников и т.д. — Ред.).
— Давать рекомендации по покупке тех или иных финансовых активов вам нельзя. Но может сможете дать три-четыре совета по личным финансам? Какие полезные привычки стоит завести тем, кто хочет стать более финансово независимым, как сейчас модно говорить? — Не скажу ничего нового. Наверное, три момента выделил бы.
Первое — ответственное отношение к личным финансам предполагает, что вы должны стремиться регулярно сберегать. Хотя бы по чуть-чуть — по 10% от регулярных доходов. Систематичность всегда важна.
Второе — направлять деньги в более рискованные инструменты (акции и облигации) можно лишь в том случае, если вы создали уже достаточную подушку финансовой гибкости в виде сбережений в банке.
Ну и третий момент — диверсификация, то есть вложение денег в разные классы активов. Это, как правило, дает наилучший и более предсказуемый результат в разных обстоятельствах.
— Если все станут умными и будут сберегать, тогда никто не будет брать кредиты. И финансовая система рухнет! — Вовсе нет. Все находятся в разных фазах жизненного цикла.
Обычно на раннем этапе, когда вы молоды, ваши доходы невысокие, но в это время вы создаете семью. Как правило, в этот период вы являетесь заемщиком. Берете деньги в долг у банка, чтобы купить машину, квартиру, сделать ремонт.
К середине жизненного цикла ваша квалификация и, соответственно, зарплата растет. Вы рассчитываетесь по долгам и после этого формируете дополнительные сбережения, например, на пенсию.
В итоге банковская система перераспределяет средства от тех, кто находится в фазе сбережения, к тем, кто активно инвестирует в обустройство своей жизни. Ну и, конечно, тем компаниям, которым стремятся привлечь дополнительное финансирование для своего развития. Евгений Беляков, Комсомольская правда
Перепечатано: https://www.cbr.ru/news/
